Дождь под землей. Первая страница

Наверное, пришло время познакомиться поближе.

Заманчиво начать с первой брачной ночи.

Но…

Эту елейно-сладенькую историю расскажу чуть позже.

И начну издалека.

Наши родители были знакомы с институтских времен. Вместе сидели на лекциях, вместе готовились к семинарам и сессиям. Вместе отдыхали: ездили на море, ходили в походы. После института дружба не остыла. Одновременно сыграли свадьбы. С разницей в десять дней мы родились.

Ее родители трудились на заводе: отец – инженер, мама – бухгалтер.

Мой отец был учителем в школе, мама – начальник экономического управления в министерстве.

Родители наши были достаточно религиозны, чтобы регулярно, хотя и не часто, ходить в церковь и иметь в доме иконы. Ее крестили в пятом классе. Я же сделал этот шаг осознанно по возвращению из армии.

Высококультурные, высокоморальные, высокоидейные отношения, соблюдение заповедей – не прелюбодействуй, не кради, не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего… Свобода слова, свобода выбора, альтернативы и компромиссы, музыка, художественное искусство, литература, спорт, тепло, понимание, любовь – все было в нашем детстве и юношестве. Идеальные и правильные у нас были семьи.

«Так не бывает»

«Это фантастика».

Но это было. Маленький рай.

Сидели мы за одной партой. Вместе приходили в школу, вместе уходили. Вместе делали уроки, готовились к экзаменам. Не трудно догадаться, что и студенчество у нас было одно на двоих. Пока на втором курсе мне не пришлось уйти отдавать Родине священный долг.

 

Вблизи устья реки Шумилиха на южном берегу пролива Маточкин Шар в поселке Северный. Экстремально суровый климат, запредельные условия прохождения службы либо ломают и опускают, либо закаляют. Там, на краю земли – за день до Присяги прапорщик посадил нас, десять очумевших желторотиков, в вертолет, мы ошарашено крутили головами в иллюминаторах, пытаясь понять, куда нас занесло вообще; внизу термоядерная смесь из снежных и ярких зеленых пятен, а когда мы услышали, что слева от нас в 1961 году взорвали «Царь-бомбу», мы подавленно затихли; вертолет зашел на посадку со стороны моря на гигантский бастион, возвышающийся четырехсотметровой крепостной стеной над поверхностью воды; плато Таран, мы стояли на краю, съежившись от ветра, перед нами простиралось бескрайнее Баренцево море, «гордитесь, бойцы, вы охраняете край земли русской» – все максималистично: нет весны и осени, нет серых тонов, нет дороги назад. Здесь только «есть» и «так точно», яркий взрыв короткого лета и долгая снежная темная ночь.

Страшные истории рассказывали солдаты друг другу. Шепотом, в темноте, после отбоя. Истории, достойные Сталкеров, словно из похмельного угарного небытия, потустороннего мира, каким-то образом проникшего в нашу действительность. Гигантские белые медведи, исковерканные радиацией мутанты и невидимые в темноте монстры, уносящие солдат с караульных постов, зашкаленные рентгенометры, светящийся воздух, живые камни, поющий лед. По ночам за окнами бродил кто-то чугунной поступью и словно лезвиями проводил по стеклам. Безмолвный тяжелый взгляд сквозь заиндевевшие окна приковывал к кроватям. А ведь это был третий этаж. Странные заснеженные фигуры, не оставляющие следов, бродили по плацу. И каждую осень хотя бы раз в две недели засыпалась хлоркой разбрызганная по территории части неизвестно откуда взявшаяся вонючая зеленая слизь.

Скептицизм и недоверчивые ухмылки нас, новичков, исчезли быстро. Когда в начале августа, при подземном ядерном испытании, произошла внештатная ситуация. Тогда над технологической площадкой полигона, которую обеспечивал наш взвод, зависло радиоактивное облако, как мы потом разузнали, мощностью тысячекратно превышающую смертельную дозу человека.

То, что мы все видели, ощущали, чувствовали, находясь в так называемой зоне безопасности в сторожевой точке, – не описать словами. Барражирующая над расселиной опалесцирующая туча, огненный, вырывающийся из земли флюоресцентного голубого цвета газ, вспыхнувший черенковым пламенем в радиусе нескольких сот метров ледник. Блуждающие тени, странные, наводящие ужас, силуэты, словно вышедшие из Преисподни. Тысячи, сотни тысяч, миллионы кровожадных глаз, разрывая, выворачивая, пронзая насквозь холодом и оцепенением, уставились на нас. Липкие обжигающие прикосновения к коже, когти, вцепившиеся в желудок Боль, раздирающая мозг изнутри, валила с ног, заставляла биться в конвульсиях по земле. Кровь из ушей, рвота…

Что-то нам точно не договаривали про ядерные взрывы: кроме пяти основных поражающих факторов радиоактивной опасности однозначно существует что-то еще, шестое, седьмое, бесконечное… потустороннее и не подвластное разуму.

Два месяца в местном лазарете, полгода в госпитале на большой земле, где-то в Краснодарском крае. Ежедневные обследования, сдача анализов, беседы с миролюбивыми «дядьками в штатском» и строгие допросы с нахмуренными майорами и полковниками, красное вино, «генматаген», тишина, тревожно, снисходительно и участливо улыбающиеся медсестры, фрукты и овощи, наичистейший воздух. Если бы не последовательная смерть пятерых солдат, которых приписали к госпиталю вместе со мной, служба была бы почти раем… после ада…

 

После комиссации, сразу, как вернулся, ощущая острую потребность, отправился в церковь. Там, скрывая определенные подробности, рассказал батюшке Михаилу о своем сверхъестественном опыте. Воспринял он все с серьезным видом, хотя однажды почудилось, что в его глазах промелькнули такие знакомые мне искорки скептицизма «чур, меня!».

Через пару недель я принял крещение.

А через два месяца мы с Натальей расписались и обвенчались. До сих пор в памяти каждое мгновенье тех дней.

По объективному стечению обстоятельств мы пять дней подряд постоянно были окружены людьми. Даже ночью спали в комнате, где спала чья-то троюродная сестра брата дедушкиной племянницы. Мучительные, истязающие, невыносимые дни. Потребность друг в друге была болезненной и острой.

Весь предстоящий до венчания день был еще более полон гостей и суеты. Нам вообще ни на секунду не удавалось остаться одним, чтобы зависнуть в поцелуе, и прошлые пять дней казались теперь раем. Странно, все знали, для чего собрались, но мы почему-то скрывали наше жгучее желание быть друг с другом. Ни обняться, ни приникнуть губами. Лишь мимолетные прикосновения. Исподтишка, чтобы никто не видел, касались друг друга пальцами, ладошками, телами, словно ненароком, словно случайно. Было смешно и мило. Хотя в душах наших вскипала жаркая страсть… Уже к вечеру напряжение в нас и между нами было настолько сильным, что мы светились в сумерках и между нашими телами проскакивали искры.

Весь этот сумасшедший и счастливый день я пытался представить эту последнюю холостую ночь, мечтал, фантазировал, заглядывал в будущее, далекое и близкое, строил планы. Мысли о сегодняшней близости сносили мозг, я замирал на пару секунд, а потом искал глазами любимую, встречался с ней взглядом – она тоже искала меня – и шел дальше делать какие-то дела. Бесконечный день не хотел заканчиваться.

 

Дверь закрылась.

Наконец-то…

Наконец-то мы остались одни. Сегодня постель чьей-то троюродной сестры брата дедушкиной племянницы куда-то перенесли. Слава Богу!

Ночь…

Наверное, самая бесценная ночь в моей жизни, в судьбе моей любимой, в нашем будущем.

 

Дверь закрылась.

Заперев ее на ключ, я повернулся в темное пространство комнаты. Лампадка в углу, светодиоды проигрывателя, настроенного на какую-то волну – мы не любили спать в тишине. Шелест музыки, смешанной со звуком дождя из открытого окна.

Неделя была пасмурной и дождливой. Сегодня весь день собиралась гроза. Было душно, пасмурно, наэлектризовано. Иногда шел мелкий дождик. И только под вечер низкий грозовой свинец туч обложил город со всех сторон. Отдаленная канонада с каждым часом становилась громче, а сполохи молний – ярче.

 

Дверь закрылась.

На кровати в темноте угадывался ее силуэт. Она первая приняла душ и уже лежала, затаившись, накрытая простыней. Проникающие с улицы запахи озона, дождя и влажной листвы смешивались с ароматом ее шампуня и духов. В темноте физически ощущалось напряжение, ожидание, предвкушение, опасение. Обнаженный, я скользнул к ней, и, как всегда, от ее близости у меня сбилось дыхание… Она даже не шелохнулась, казалось, что спит – настолько бездвижно было тело. Я замер на несколько мгновений, прислушался: вкрадчивое дыхание волнующегося человека – не спит. Осторожно коснулся ее руки, плеча… Приподнял и отложил в сторону простынь. Вид обнаженной с идеальными формами фигуры у меня всегда вызывал состояние легкого оцепенения. Красота любимого тела на миг парализовала. Оно светилось, словно фосфорная фигурка. А может быть это от зарницы далеких молний или лампадок, или огоньков аппаратуры?

– Нам сегодня нельзя… – прошептала она.

Да, да. В ночь перед венчанием половая жизнь запрещена…

Я положил руку ей на живот. Она напряглась… Слегка отстранилась и поджала коленки…

– Ты мне доверяешь?

Она доверяла.

Почти не касаясь кожи, ощущая тепло и отдавая ей свою чувственность, мои ладони повторяли контуры ее тела. Мышцы ее напряглись, она прикусила губы. Теперь мои пальцы невесомо планировали над ней, осторожно, на миг, касаясь в самых неожиданных местах.

Сжатые кулачки впились в простыню…

Порыв ветра с улицы вдул в комнату тюль. Вспышка молнии осветила комнату. Контуры наших тел блеснули ртутью. Передвигаясь с пальчиков ног, к коленкам, и медленно-медленно поднимаясь выше и выше, я начал ее целовать, касаясь губами, скользя язычком, согревая дыханием… У нее начали подрагивать колени.

Не оставляя ни одной точки. Живот… грудь… Я целовал, целовал, целовал. Быстрыми прикосновениями и страстными глубокими поцелуями. Дразня язычком и всасываясь губами…

Ее пальчики вцепились в мои плечи.

Ярко блеснула молния. И тут же тугой натиск воздуха взметнул до потолка занавеску. Она зацепилась за раму, открывая простор потокам свежести, которые хлынули в комнату озоновыми волнами. Гроза стремительно приближалась. Вспыхивало чаще и ярче, гремело резче и громче.

 Мои губы носились повсюду: ладошки, ноготочки, волосы, подвернувшиеся плечи, колени, пальчики на ножках, шея, живот. Настойчиво и упруго проникал губами и языком в самые запретные места, ломая запретные традиции. Сначала она неуверенно противилась, стеснительно ждала. Желание разгоралось и она уже требовала… Повинуясь понятным движениям ее тела, рук, губ, скользнул вниз. Прикоснуться к клитору было невозможно. Ноги моментально конвульсивно сжимали голову и плечи. От этого мои губы еще плотнее и жарче овладевали нежной плотью. Коленки разлетались, тело подавалось вперед и все снова повторялось.

Одновременная ослепительная вспышка и сотрясший здание взрывной удар грома заглушили едва сдерживаемый стон «не могу больше!!!»

Осторожно и мягко я отстранился, не давая испытать оргазма. Ее ноготки до крови врезались в плечи, притягивая к себе. Но нет… нельзя…

 

Разбушевавшаяся гроза хлестала в окно, которое пришлось закрыть…

Мы лежали, крепко обнявшись, и уплывали в сон…

 

Проснулся я от того, что все тело беспричинно покрылось мурашками, словно кто-то провел над кожей огромной наэлектризованной расческой. Пытаясь понять причину такого внезапного и странного пробуждения, лежал не шевелясь. Горячее тело любимой. Тишина за окном. Яркое солнечное утро. Так и не поняв, выскользнул из-под простыни. В ванной принял душ, оделся и на цыпочках, чтобы не разбудить приехавший собравшийся народ, выскочил на улицу.

С ума сойти!! Даже не верилось, что неделю были дожди, а всю ночь бушевала гроза! Солнце!! Яркое, жаркое… не смотря на раннее время. Неужели природа, воодушевившись нашим Праздником, решила преподнести подарок?!

В душе было легко и воздушно. Шаг ускорялся, ускорялся, ускорялся… Не выдержал, побежал – до ближайшего рынка метров пятьсот-шестьсот.

Влетел в ряды благоухающих цветочниц. Они только распаковывали свой праздничный товар.

Розы… Она обожала розы. Каждый раз разные. И ей всегда нравился мой выбор. Сегодня мой взгляд притянули желтая с красными краями «Конфетти» и кремовая «Сахара». Пятнадцатое число, пятнадцать шикарных роз.