Что ж. Достопочтимый читатель, любимая моя читательница. Раз ты здесь, значит, у тебя появилось ощущение недосказанности, недоопределенности.
Да. Я умер. Эта стервозная неудовлетворенная самка – бог – меня, все-таки, прикончила. Вот, сука!
Но ты, наверное, ждешь объяснений, почему я все еще здесь?
Мне и самому не понятно все, что со мной происходит. Уже второй раз я на этой смертельной грани и второй раз я избегаю своей непоправимой участи. Есть предположение, что тогда, в армии, попав под мощнейшее радиоактивное излучение, что-то в моем организме произошло. На химическом, физическом, физиологическом, генетическом уровне – не знаю. И это что-то, видимо, так активно действует на мой организм, что не дает мне сдохнуть.
Я второй раз выкарабкался. Удивленные, ошарашенные врачи до сих пор наблюдают, как восстанавливается мой организм.
Вот так…
Да. Чуть не забыл. Ведь прошло почти шесть лет, как Настя исчезла в Домодедовском аэропорту. И как-то мы потерялись, потерялись, потерялись… Как она меня нашла, не знаю. Позвонила вчера. Приезжает через неделю с сольной программой. Большая уже.
– Я соскучилась, – сказала вместо «до свидания».
«Я люблю тебя» – ощутил я ее эмоциональный импульс.
– Татьяна? Да, про нее мне тоже кое-что известно. Слушайте.
Почему-то поезд, управляемый толи причудой невидимого диспетчера, толи острой технологической необходимостью, в этот раз был подан не на первый путь, как всегда, а на одиннадцатый.
Вагон оказался какой-то неспокойный и суетливый. Не успел поезд остановиться, а уже в коридор вагона вывалились все немногочисленные vip-пассажиры. Пока она дождалась, когда выходящая толпа в коридоре и тамбуре вагона рассосется, прошло минут пять. Выкатила чемодан на перрон.
– Такси, такси, – закрутилась подозрительная парочка возле нее.
Не обращая внимания на них, закинула сумочку на плечо. Повертела головой в поисках ближайшего подземного перехода. Нашла. Потянула за собой пухленький, обтянутый черной кожей, похожий на маленького бегемотика чемодан.
Заляпанный пятнами расплющенных тысячами подошв жвачек перрон вдруг закончился переполненным мусорным контейнером и ступеньками в подземелье – переход к зданию вокзала.
Кислая приторная вонь прогнивших фруктов и других пищевых продуктов с размаху заехала в нос. От неожиданности она споткнулась и, подгоняемая сзади чемоданом, засеменила по ступенькам.
То, что ожидало ее в темном холодном зловонии, в самом низу, было абсолютно нестерпимо: застоявшаяся моча, блевотина, смрад давно неубираемого общественного туалета. Сдержать спазмы выворачиваемого наизнанку желудка у нее просто не было сил. Бросив ручку чемодана и двумя руками уперевшись во влажную и холодную стену, она громко стонала, опустошая желудок.
– Эй, тетка! Ты, чё творишь! Совсем охренела?
Подошедший милиционер, разворачивая к себе, дернул ее за плечо. Остатки слизи и желудочного сока выплеснулись на китель.
– Вот, тварь! – И без того его с рождения выпученные глаза чуть не выскочили от неожиданности и отвращения из орбит. Он резко оттолкнул женщину. Она не удержалась на ногах и, хватаясь за скользкую стену, плюхнулась в лужу.
Ей стало совсем плохо. В глазах потемнело, желудок судорожно сжался в комок, кожа от грязи и зловония словно отслаивалась от тела. Пока младший сержант мятым, вытащенным из кармана брюк, платком оттирал брезгливо китель, она, ничего не соображая, механистически шарила вокруг себя в поисках вещей.
Сняв с пояса дубинку, блюститель порядка завис над ней и, тыкая в плечи, почти кричал: «Документы! У тебя есть паспорт?!»
Наконец-то она что-то нашарила в луже. Ручка от сумочки. От ее сумочки. Только белый кожаный ремешок. Любимый чемодан тоже куда-то исчез. Кто-то, воспользовавшись ее беспомощностью, срезал сумочку и утащил чемодан.
Заледенелое сознание
омертвевший язык
каменные внутренности
ватные ноги…
Словно в тумане младший сержант Септиков переговаривался по рации, вызывая подмогу. В ожидании он снова допытывался от нее имени, документов, билета…
Она крутила головой, мычала, пыталась подняться из лужи…
Ее подняли.
Ухватив с двух сторон, потащили.
Как под наркозом, она все видела и слышала, но ни сказать, ни сделать ничего с собой не могла.
Шок, оцепенение, ступор, столбняк…
Отупение начало отступать. В голове засуетились номера телефонов, фамилии. Темнота во взгляде постепенно рассасывалась, она начала различать пространство, перспективу, контуры окружающих предметов.
Небольшая камера привокзального отделения милиции. Громко матерятся в углу напротив три тетки. Как только ее запихали в камеру, они сразу определили качество ее одежды. Заметив, что она поворачивает голову, утихли. Молча подошли, секунду разглядывая ее. Неуловимым и сильным движением одна из них ударила ее затылком о стену, чтобы потеряла сознание. Затем, не произнеся ни звука, профессионально быстро сняли с нее всю одежду и украшения. Распределили между собой и уже кое-как напялили на нее свои тряпки.
Обморок почти уже отпустил, когда скрипнула дверь. Задремавшие бомжихи вздрогнули. Младший сержант Септиков подошел к ней, по-хозяйски потянул за руку, поднял, повел за собой, грозно махнув бомжихам дубинкой. Когда она попыталась выдернуть руку, больно ударил ее по лицу.
В кабинете, куда ее привели, было темно и душно.
Дважды щелкнул замок.
Он содрал с нее лохмотья, поразившись идеальным формам ее тела.
Повалил животом на прохладный пустой стол. Барская медлительность сразу куда-то делась, он суетливо стянул с себя штаны и, пристроившись, грубо вошел в нее. От того, что она была маленькой женщиной, ее влагалище слишком тесно сжимало член. Поэтому он кончил, сделав лишь несколько фрикций. Обескураженный ситуацией он несколько минут тупо смотрел на нее сзади. Потом повторил попытку, которая закончилась точно также.
Третья попытка оказалась удачнее.
тык-тык
тык-тык
ни чувств ни мыслей ни боли ни отвращения
тык-тык
тык-тык
Она ощущала себя кустом – не ощущала совсем никак. Смысл жизни – отсутствие всякого смысла.
тык-тык
тык-тык
И одновременно с этим, как в испорченном контакте выключателя, в ней тлел крохотной искоркой вопрос «почемупочемупочемупочемупочему».
…
Через полчаса он надел брюки.
Оставив ее лежать на столе, вышел.
Она стекла на пол, прислонилась к столу.
«Сергей… Надо позвонить Сергею… Кто такой Сергей?»
Как луч маяка, которому безразлично все то, что он освещает, так же и ее взгляд блуждал в пространстве. Все было мутно и размыто. Она не спрашивала себя, что за помещение, что за предметы вокруг нее. Наткнулась на какой-то совершенно необъяснимый предмет. Сфокусировалась – фуражка. На внутренней стороне околыша «Септиков Сергей».
«Сергей… Надо позвонить Сергею… Кто такой Сергей?»
Открылась дверь. На колени упали ее вещи.
– Одевайся.
Солнечный день пеклом шарахнул по глазам.
Подкосились ноги. Подхватив под грудь, чьи-то руки поддержали ее.
Они подошли к подземному переходу. Этот бы достаточно чист, наверное, потому что находился у отделения милиции.
– Тебя как зовут?
– Татьяна.
– Ну… Иди, Татьяна. – Подтолкнул к ступеням.
Она так и не смогла вернуться к нормальной жизни. Сломалось что-то в душе. Захирела, забомжевала. Осталась побираться и нищенствовать в Москве на Курском вокзале.
Однажды рано-рано утром, когда только открылось метро, забралась в последний вагон кольцевой линии, погреться – весна была холодная. Двери закрылись, Поезд тронулся. Из открытого окна в нее дул промозглый ветер. Но ей лень было вставать. Следя взглядом за одиночными людьми на пустых станциях, которые ускоряясь, исчезали из поля зрения, глаза ее натолкнулись на наклеенную на стене вагона рекламу.
«Опять какое-то шоу. Задолбали эти ар…»
Сердце ёкнуло, во рту пересохло, пакет со сплющенными алюминиевыми банками от пива, который она держала на коленях, смачно шмякнулся на пол.
С плаката на нее смотрела ее Настюша. Повзрослевшая, красивая, сияющая…
«Анастасия Хмельницкая, единственный концерт в Москве «Дождь под землей».
В этот момент на нее из открытого окна полилась вода, забрызгав ее с ног до головы и все сиденье вокруг…
Вот такая история…
Что ж, бог пошла против законов Природы, против естественного и полового отбора, против основы всей жизни: «самопожертвование со вкусом секса». Рожденный рожать, трахать не может. Самка, даже решившая, что она лучше самца знает, как управлять Вселенной, остается самкой, которую надо совокуплять. Ты уже знаешь, я люблю жизнь, люблю Женщину, люблю Секс, как высшее проявление Человечности.
Поэтому этот, еще один шанс, второй секс, я истрачу на то, чтобы поиметь эту сексуально озабоченную озлобленную богиню, поиметь и раз, и два, и три… Чтобы жизнь моя была яркой, вкусной, ароматной, наполненной космическим смыслом и обычным Человеческим содержанием.
И ты не теряй времени зря, дождь под землей бывает, но очень-очень редко…